Туфли ужасно жали, спина болела от непривычных каблуков. Я даже застонала, когда добралась до травки и смогла скинуть туфли. Подцепила их на руку и побрела вокруг дома через задворки. Прохладная лужайка ласкала босые ноги, бездонный космос над головой был сумрачно-синим. С террасы доносился шум, пикник шел своим чередом, но за домом было тихо и покойно.
Две объемные каменные амфоры охраняли подножие широкой прямой лестницы, спускавшейся с задней террасы, и, когда я обходила один из столпов, рассеянно ведя пальцами по мшистому камню, из сумерек послышался голос. Я, застигнутая врасплох, едва не взлетела.
— Ну как, отвоевалась?
— Джордж! — Я коснулась рукой груди, чтобы водворить сердце на место. — Думала, ты приятно проводишь время в компании.
— Я искал тебя, когда все вышли из-за стола, но ты исчезла.
— Просто ходила в кухню, поблагодарить миссис Симмс. А ты что делаешь здесь?
— Размышляю. А ты?
— Пытаюсь внушить своим ножкам, что в один прекрасный день они снова смогут влезть в туфли.
— Подойди, присядь.
Не хотелось, чтобы он думал, будто я избегаю его из-за откровений Клайва, поэтому я вскарабкалась наверх и присела рядом с ним. Бросила туфли на ступеньку ниже и, копируя позу Джорджа, сложила руки на коленях.
Пахло летом, сочной травой и ласковым ветерком. Я вдохнула полной грудью и не спеша выдохнула.
— Хорошо здесь, на воздухе.
— И с чего все так стремятся жить в Лондоне, понять не могу. — Джордж кивнул. — Зачем большой город, если здесь свежий воздух, хоть упейся?
— Я наблюдала за тобой весь вечер. Несмотря на выходку Клайва, ты не выпадал из компании. Я волновалась, тебе, верно, нелегко дался сегодняшний прием. Небось вспоминал о своей прежней жизни, даже грустил о былом?
Джордж издал короткий смешок.
— Грустил? Вряд ли! Просто удивлялся: как мне удалось так долго продержаться в той жизни? Стыдно, что был безмозглым бездельником и эгоцентриком.
В его голосе зазвучала несвойственная унылая нотка, это мне не понравилось. Я безотчетно дотронулась ладонью до его руки.
— Ты сейчас совсем не такой. И в прошлом вряд ли был иным.
— Мерзавец был еще тот. Тебе я вовсе не понравился бы. — Он накрыл своей пятерней мою ладонь и перевернул ее, чтобы мы смогли сцепить пальцы. — Думаю, Джон за обедом поведал тебе обо всех моих тайных делишках?
— Он сказал, что тебя уволили за растрату хедж-фондов.
— Ну а ты сама спросишь меня, как было дело?
— Не собираюсь. Конечно, порой ты можешь довести до белого каления, а способ, каким тиранишь мой телефон, тянет на противозаконное деяние, но на мошенника почему-то не похож.
Пальцы Джорджа замком сжались вокруг моей ладони.
— В следующий раз загружу тебя песней счастливого ослика. — Он улыбнулся уголком рта.
— Жду не дождусь.
Мы помолчали.
— Я не сидел в тюрьме. Сам не знаю, что это, слухи или высказанная вслух заветная мечта, но это ложь.
— По-моему, иначе и быть не могло. А в чем дело, Джордж? Если ты не нарушил закон, почему семья изгнала тебя?
— Я нарушил неписаные правила. В их касте так себя не ведут.
Он долго молчал, и я уже решила, что он больше ничего не скажет. Остро переживала, ощущая его близость. Звездный свет скользил по контурам его лица. Воротник был расстегнут, галстук расслабленно болтался вокруг шеи, сорочка мерцала белизной из темноты. Мне хотелось дотронуться до него и сказать: мне без разницы, что он там натворил, — но я заставила себя сидеть тихо, сам все расскажет в свое время.
— Ирония в том, что я нарвался, как только попытался действительно взяться за свою работу.
— Ты же ненавидел ту работу, так?
— Ну да. Я и в конторе-то практически не появлялся. Полагался на персонал своего отдела, они и выполняли всю работу, время от времени я появлялся чисто символически. Однажды кто-то из младших служащих наткнулся на расхождения в сводках и, когда старшие менеджеры начали отфутболивать его по кругу, решил обратиться ко мне. Я смотрел на цифры как баран на новые ворота, когда он объяснил мне, что один из моих многочисленных кузенов запустил руки в хедж-фонды. Я решил, что должен вмешаться. Как оказалось, мое решение — фатальный промах.
— Но ведь тебе по должности полагалось вмешиваться?
— И я так думал. Истина в том, что я был некомпетентен, поэтому обратился к отцу и дяде и объяснил им ситуацию. Они велели мне не беспокоиться. Мол, разберутся с этим. И разобрались. Уволили того самого младшего бухгалтера, который привлек мое внимание к цифрам.
Я была настолько потрясена, что могла только беззвучно разевать рот.
— Они — что?
— Уволили его за некомпетентность.
— А ты?
— Я снова пришел к ним и объяснил, что такое решение неприемлемо. Они стояли стеной: лучше уволить сотрудника, нежели запятнать честь мундира. Мы крупно поскандалили, и мне указали, вежливо, что я всю жизнь лишь тяну деньги из компании, и работа у меня есть лишь потому, что я член семьи, и они ума не приложат, что делать с такой бестолочью, как я. Мне, тупице, не дано постичь все тонкости банковского бизнеса.
Я заметила, что мои кулаки сжаты, и заставила себя расслабиться. Джордж отнюдь не дурак, и если бы родственники поговорили с ним по душам, давно бы поняли это. Неудивительно, что он пустился во все тяжкие. Если семья настолько очерствела, что смотрела на него как на пустое место, где еще он мог проявить себя?
— Я понял их намек. Мол, сам не знаю, о чем речь веду, лучше заткнуться и прекратить мутить воду.